Неточные совпадения
И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов,
горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом,
осветила ей всё то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла.
Он не раздеваясь ходил своим ровным шагом взад и вперед по звучному паркету освещенной одною лампой столовой, по ковру темной гостиной, в которой свет отражался только на большом, недавно сделанном портрете его, висевшем над диваном, и чрез ее кабинет, где
горели две свечи,
освещая портреты ее родных и приятельниц и красивые, давно близко знакомые ему безделушки ее письменного стола. Чрез ее комнату он доходил до двери спальни и опять поворачивался.
Другая лампа-рефрактор
горела на стене и
освещала большой во весь рост портрет женщины, на который Левин невольно обратил внимание.
И что ж? эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтоб
освещать их битвы и торжества,
горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними, как огонек, зажженный на краю леса беспечным странником!
За песками лежали гребнем на отдаленном небосклоне меловые
горы, блиставшие ослепительной белизной даже и в ненастное время, как бы
освещало их вечное солнце.
Звезда уже погасла, а огонь фонаря, побледнев, еще
горел, слабо
освещая окно дома напротив, кисейные занавески и тени цветов за ними.
Он ушел, и комната налилась тишиной. У стены, на курительном столике
горела свеча,
освещая портрет Щедрина в пледе; суровое бородатое лицо сердито морщилось, двигались брови, да и все, все вещи в комнате бесшумно двигались, качались. Самгин чувствовал себя так, как будто он быстро бежит, а в нем все плещется, как вода в сосуде, — плещется и, толкая изнутри, еще больше раскачивает его.
Чувствуя себя, как во сне, Самгин смотрел вдаль, где, среди голубоватых холмов снега, видны были черные бугорки изб,
горел костер,
освещая белую стену церкви, красные пятна окон и раскачивая золотую луковицу колокольни. На перроне станции толпилось десятка два пассажиров, окружая троих солдат с винтовками, тихонько спрашивая их...
Фонарь напротив починили, он
горел ярко,
освещая дом, знакомый до мельчайшей трещины в штукатурке фасада.
На Невском стало еще страшней; Невский шире других улиц и от этого был пустынней, а дома на нем бездушнее, мертвей. Он уходил во тьму, точно ущелье в
гору. Вдали и низко, там, где должна быть земля, холодная плоть застывшей тьмы была разорвана маленькими и тусклыми пятнами огней. Напоминая раны, кровь, эти огни не
освещали ничего, бесконечно углубляя проспект, и было в них что-то подстерегающее.
Часов в десять взошла луна и
осветила залив. Вдали качались тихо корабли, направо белела низменная песчаная коса и темнели груды дальних
гор.
Перед крыльцами домов
горели фонари, и еще фонарей пять
горели около стен,
освещая двор.
На стене
горела лампочка и слабо
освещала в одном углу наваленные мешки, дрова и на нарах направо — четыре мертвых тела.
Когда мы выступили в путь, солнышко только всходило. Светлое и лучезарное, оно поднялось из-за леса и яркими лучами
осветило вершины
гор, покрытые снегом.
Охотиться нам долго не пришлось. Когда мы снова сошлись, день был на исходе. Солнце уже заглядывало за
горы, лучи его пробрались в самую глубь леса и золотистым сиянием
осветили стволы тополей, остроконечные вершины елей и мохнатые шапки кедровников. Где-то в стороне от нас раздался пронзительный крик.
Я встал и поспешно направился к биваку. Костер на таборе
горел ярким пламенем,
освещая красным светом скалу Ван-Син-лаза. Около огня двигались люди; я узнал Дерсу — он поправлял дрова. Искры, точно фейерверк, вздымались кверху, рассыпались дождем и медленно гасли в воздухе.
На другой день было еще темно, когда я вместе с казаком Белоножкиным вышел с бивака. Скоро начало светать; лунный свет поблек; ночные тени исчезли; появились более мягкие тона. По вершинам деревьев пробежал утренний ветерок и разбудил пернатых обитателей леса. Солнышко медленно взбиралось по небу все выше и выше, и вдруг живительные лучи его брызнули из-за
гор и разом
осветили весь лес, кусты и траву, обильно смоченные росой.
Луна совершенно исчезла. С неба сыпался мелкий снег. Огонь
горел ярко и
освещал палатки, спящих людей и сложенные в стороне дрова. Я разбудил Дерсу. Он испугался спросонья, посмотрел по сторонам, на небо и стал закуривать свою трубку.
День выпал хороший и теплый. По небу громоздились массы кучевых облаков. Сквозь них прорывались солнечные лучи и светлыми полосами ходили по воздуху. Они отражались в лужах воды, играли на камнях, в листве ольшаников и
освещали то один склон
горы, то другой. Издали доносились удары грома.
Время шло. Трудовой день кончился; в лесу сделалось сумрачно. Солнечные лучи
освещали теперь только вершины
гор и облака на небе. Свет, отраженный от них, еще некоторое время
освещал землю, но мало-помалу и он стал блекнуть.
В этот момент яркое солнце взошло из-за
гор и
осветило гольда.
—
Вершины
гор покрылись позолотой,
И скоро царь светил
осветит землю.
Когда же пойдут
горами по небу синие тучи, черный лес шатается до корня, дубы трещат и молния, изламываясь между туч, разом
осветит целый мир — страшен тогда Днепр!
Бешено звенела гитара, дробно стучали каблуки, на столе и в шкапу дребезжала посуда, а среди кухни огнем пылал Цыганок, реял коршуном, размахнув руки, точно крылья, незаметно передвигая ноги; гикнув, приседал на пол и метался золотым стрижом,
освещая всё вокруг блеском шелка, а шелк, содрогаясь и струясь, словно
горел и плавился.
Дед стоял, выставив ногу вперед, как мужик с рогатиной на картине «Медвежья охота»; когда бабушка подбегала к нему, он молча толкал ее локтем и ногою. Все четверо стояли, страшно приготовившись; над ними на стене
горел фонарь, нехорошо, судорожно
освещая их головы; я смотрел на всё это с лестницы чердака, и мне хотелось увести бабушку вверх.
Последние лучи прорвали лохматые облака, скользнули по склонам
гор,
осветили на мгновение лес и погасли совсем.
Ночь была темная, и только
освещали улицу огоньки, светившиеся кое-где в окнах. Фабрика темнела черным остовом, а высокая железная труба походила на корабельную мачту. Издали еще волчьим глазом глянул Ермошкин кабак: у его двери
горела лампа с зеркальным рефлектором. Темные фигуры входили и выходили, а в открывшуюся дверь вырывалась смешанная струя пьяного галденья.
В отворенную дверь Розанов увидел еще бульшую комнату с диванами и большим письменным столом посредине. На этом столе
горели две свечи и ярко
освещали величественную фигуру колоссального седого орла.
— Это действительно довольно приятная охота, — принялся объяснять ей Вихров. — Едут по озеру в лодке, у которой на носу
горит смола и
освещает таким образом внутренность воды, в которой и видно, где стоит рыба в ней и спит; ее и бьют острогой.
На стене
горела лампа,
освещая на полу измятые ведра, обрезки кровельного железа. Запах ржавчины, масляной краски и сырости наполнял комнату.
На дне души каждого лежит та благородная искра, которая сделает из него героя; но искра эта устает
гореть ярко — придет роковая минута, она вспыхнет пламенем и
осветит великие дела.
Шагов пятьдесят перед ним
горел костер и озарял несколько башкирцев, сидевших кружком, с поджатыми под себя ногами. Кто был в пестром халате, кто в бараньем тулупе, а кто в изодранном кафтане из верблюжины. Воткнутые в землю копья торчали возле них и докидывали длинные тени свои до самого Перстня. Табун из нескольких тысяч лошадей, вверенный страже башкирцев, пасся неподалеку густою кучей. Другие костры, шагах во сто подале,
освещали бесчисленные войлочные кибитки.
На ней было белое платье с голубыми подковками, старенькое, но чистое, гладко причесанные волосы лежали на груди толстой, короткой косой. Глаза у нее — большие, серьезные, в их спокойной глубине
горел голубой огонек,
освещая худенькое, остроносое лицо. Она приятно улыбалась, но — не понравилась мне. Вся ее болезненная фигура как будто говорила...
Светало, свеча
горела жалко и ненужно,
освещая чёрные пятна на полу у кровати; жёлтый язычок огня качался, точно желая сорваться со светильни, казалось, что пятна двигаются по полу, точно спрятаться хотят.
Задумчиво потрескивая,
горит хрустальная лампада на серебряных цепях,
освещая вверху ласковые лики Иисуса, богородицы, Ивана Крестителя, в середине Николая Чудотворца, Не рыдай мене мати и Василия Блаженного, а в нижнем ряду образа Кирилла и Мефодия, Антония и Феодосия и московских чудотворцев Петра, Алексия, Ионы.
Когда он поравнялся с Мордовским городищем, на одном из холмов что-то зашевелилось, вспыхнул огонёк спички и долго
горел в безветренном воздухе,
освещая чью-то руку и жёлтый круг лица.
Широко шагая, пошёл к землянке, прислонившейся под
горой. Перед землянкой
горел костёр,
освещая чёрную дыру входа в неё, за высокой фигурой рыбака влачились по песку две тени, одна — сзади, чёрная и короткая, от огня, другая — сбоку, длинная и посветлее, от луны. У костра вытянулся тонкий, хрупкий подросток, с круглыми глазами на задумчивом монашеском лице.
Пламя нашего костра
освещает его со стороны, обращенной к
горе, оно вздрагивает, и по старому камню, изрезанному частой сетью глубоких трещин, бегают тени.
Глаза Якова
горели торжеством, его лицо
освещала улыбка удовольствия, и с радостью, странной для Ильи, он вскричал...
В маленькой комнате, тесно заставленной ящиками с вином и какими-то сундуками,
горела, вздрагивая, жестяная лампа. В полутьме и тесноте Лунёв не сразу увидал товарища. Яков лежал на полу, голова его была в тени, и лицо казалось чёрным, страшным. Илья взял лампу в руки и присел на корточки,
освещая избитого. Синяки и ссадины покрывали лицо Якова безобразной тёмной маской, глаза его затекли в опухолях, он дышал тяжело, хрипел и, должно быть, ничего не видел, ибо спросил со стоном...
Он лёг спать не у себя в каморке, а в трактире, под столом, на котором Терентий мыл посуду. Горбун уложил племянничка, а сам начал вытирать столы. На стойке
горела лампа,
освещая бока пузатых чайников и бутылки в шкафу. В трактире было темно, в окна стучал мелкий дождь, толкался ветер… Терентий, похожий на огромного ежа, двигал столами и вздыхал. Когда он подходил близко к лампе, от него на пол ложилась густая тень, — Илье казалось, что это ползёт душа дедушки Еремея и шипит на дядю...
Мы вошли в уборную, где в золоченом деревянном канделябре из «Отелло»
горел сальный огарок и
освещал полбутылки водки, булку и колбасу. Оказалось, что Корсиков в громадном здании театра один-одинешенек. Антрепренер Воронин уехал и деревню, сторожа прогнали за пьянство.
Книга сделала свое дело. Даша заснула. Долинский положил книгу. Свеча
горела под зеленым абажуром и слабо
освещала оригинальную головку Доры… „Боже! как она хороша“, — подумал Долинский, а что-то подсказывало ему: „А как умна, как добра! Как честна и тебя любит!“
Она была очень длинная; потолок ее был украшен резным деревом; по одной из длинных стен ее стоял огромный буфет из буйволовой кожи, с тончайшею и изящнейшею резною живописью; весь верхний ярус этого буфета был уставлен фамильными кубками, вазами и бокалами князей Григоровых; прямо против входа виднелся, с огромным зеркалом, каррарского мрамора […каррарский мрамор — белый мрамор, добываемый на западном склоне Апеннинских
гор.] камин, а на противоположной ему стене были расставлены на малиновой бархатной доске, идущей от пола до потолка, японские и севрские блюда; мебель была средневековая, тяжелая, глубокая, с мягкими подушками; посредине небольшого, накрытого на несколько приборов, стола красовалось серебряное плато, изображающее, должно быть, одного из мифических князей Григоровых, убивающего татарина; по бокам этого плато возвышались два чуть ли не золотые канделябра с целым десятком свечей; кроме этого столовую
освещали огромная люстра и несколько бра по стенам.
Позади на море сверкнула молния и на мгновение
осветила крыши домов и
горы. Около бульвара приятели разошлись. Когда доктор исчез в потемках и уже стихали его шаги, фон Корен крикнул ему...
Служняя слобода опять
горела, и зарево пожара
освещало теперь страшную картину.
Там только
горел теперь газ,
освещая кирпичные стены, наскоро забеленные известью.
Во внутреннем коридоре только слабым светом
горит ночник, прицепленный к стене под обручами, обтянутыми бумажными цветами. Он
освещает на полу тюфяк, который расстилается для акробатов, когда они прыгают с высоты: на тюфяке лежит ребенок с переломленными ребрами и разбитою грудью.
Промозглая темнота давит меня,
сгорает в ней душа моя, не
освещая мне путей, и плавится, тает дорогая сердцу вера в справедливость, во всеведение божие. Но яркой звездою сверкает предо мной лицо отца Антония, и все мысли, все чувства мои — около него, словно бабочки ночные вокруг огня. С ним беседую, ему творю жалобы, его спрашиваю и вижу во тьме два луча ласковых глаз. Дорогоньки были мне эти три дня: вышел я из ямы — глаза слепнут, голова — как чужая, ноги дрожат. А братия смеётся...
Я остался в сенях, глядя в щель на двор: в сумраке утра натужно
горел огонь фонаря, едва
освещая четыре серых мешка, они вздувались и опадали со свистом и хрипом; хозяин — без шапки — наклонился над ними, волосы свесились на лицо ему, он долго стоял, не двигаясь, в этой позе, накрытый шубой, точно колоколом… Потом я услышал сопенье и тихий человечий шепот...